Апрель 20, 2024

Вы находитесь здесь: / Подиум / Страницы истории / Освобожденная женщина Запада или Кто изобрел лифчик

Освобожденная женщина Запада или Кто изобрел лифчик

Как семь городов Греции спорят о чести быть родиной Гомера, так семь человек претендуют на титул изобретателя лифчика — предмета, с которого началась эмансипация женщин в ХХ веке. Большинство знатоков моды отдают предпочтение в этом списке американке Мэри Фелпс Джейкоб. Но не потому, что она была первой. А потому, что ее яркая биография стала таким же символом “освобожденной женщины Запада”, как и изобретенный ею бюстгальтер.

Мэри родилась в 1891 году в Нью-Рошелл, штат Нью-Йорк, в одной из самых аристократических семей, что применительно к США подразумевает потомков первопоселенцев. Среди ее предков были основатель Бостона Уильям Фелпс, герой гражданской войны генерал Уолтер Фелпс и даже изобретатель парохода Роберт Фултон. “Старые деньги”, частная школа, уроки верховой езды, гольф. И, конечно, корсет — непременный атрибут “женщины из общества” тех лет.

К тому времени корсеты, обеспечивавшие женской фигуре идеальную форму песочных часов — пышный бюст и бедра при осиной талии, далеко ушли от поистине пыточных средневековых инструментов с металлическими обручами, затягивавшимися на спине с помощью винтов и шарниров. Широкое использование китового уса сильно смягчило страдания красавиц, вынужденных затягивать фигуру в соответствии с тогдашними представлениями о прекрасном. И все же к концу XIX века корсеты оказались под огнем критики.

Мэри Фелпс Джейкоб

С легкой руки Мопассана, чей рассказ “Мать уродов” прогремел на всю Европу, распространилось убеждение, что тесные корсеты — причина родовых травм. И хотя еще Руссо в свое время разродился трактатом “Вырождение человеческого рода под влиянием корсетов”, на сей раз идея пала на удобренную немецкой гигиенической школой почву. Многие мужчины, впрочем, выступали против корсетов в сугубо утилитарных целях. “Надо прекратить моду на корсеты — вещь омерзительную, чудовищно безнравственную, а в известные минуты — и крайне неудобную”, — призывал Флобер. В чем неудобство, популярно объяснил Антон Павлович Чехов в письме Суворину: “…добрый час идет на раздевание”.

Тему освобождения от корсета с энтузиазмом подняли на щит суфражистки — предшественницы современных феминисток. Корсет обрекал женщину на малоподвижность и несамостоятельность, его нельзя было надеть в одиночку, шнуровка на спине была крайне трудоемка и требовала помощи горничной. Но именно по этой причине женатые мужчины горой стояли за корсеты, рассматривая их как своего рода “пояс верности”, надежно оберегавший целомудренность их супруг. Так что суфражистки были не так уж не правы, считая корсет таким же орудием закрепощения женщин, как и непременное требование носить длинные волосы, которые невозможно было уложить без длительной процедуры завивания щипцами и шпигования булавками и заколками.

Мэри становится Каресс

Апокриф гласит, что идея бюстгальтера возникла у Мэри в момент подготовки к ежегодному балу “Дочерей американской революции”, когда, несмотря на все усилия прислуги, проклятый корсет никак не хотел затягиваться как надо на ее и так безупречной фигуре, а тут еще все время норовил вылезти китовый ус. И тогда она, отправив горничную за двумя платками, шелковой лентой и иголкой с нитками, наскоро соорудила конструкцию, впоследствии ставшую бюстгальтером.

Импровизированный лиф оказался легче корсета, совершенно не мешал в танце, да и выглядел куда изящнее. На балу ей то и дело приходилось объяснять сгоравшим от зависти подругам и их матерям, как скроить нечто подобное. В конце концов ее уговорили сшить несколько таких изделий для своих, а когда заказы стали поступать и со стороны, Мэри Фелпс Джейкоб сообразила, что пора открывать свой бизнес. В 24 года она вышла замуж за Ричарда Роджерса, еще одного стопроцентного WASPa, отпрыска влиятельнейшей семьи Новой Англии. А в ноябре 1914 года запатентовала свой бюстгальтер (Backless Brassiere — “бесспинный лифчик”, патент № 1115674) и открыла на Вашингтон-стрит в Бостоне модный магазин.

Только получая патент, она узнала, что в Европе у нее было несколько предшественниц — француженки Гош Саро и Эрмине Кадоль, немец Хуго Шиндлер, Кристина Хардт из Дрездена. (Кстати, немецкие и французские модельеры продолжают спорить между собой о приоритете в изобретении бюстгальтера.) Почему же все-таки с именем Мэри связывают решительное поражение корсета? Ответ очень прост — посмотрите на дату получения патента. Да-да, Первая мировая война.

Эта война похоронила не только несколько империй, но и викторианские представления о гендерных ролях в обществе. Сотни тысяч женщин среднего класса пошли работать в госпитали и различные учреждения, где сковывавшие движение корсеты были неуместны. Вместе с ними были отброшены представления о том, что порядочная дама должна казаться робкой, скромной, непрактичной и недоступной.

В эту революцию нравов непосредственно оказалась вовлечена миссис Мэри Роджерс, замужняя мать двоих детей, владелица бизнеса по производству бюстгальтеров. В 1920 году она встретила хрупкого поэта Гарри Кросби, только что вернувшегося с войны. Как и Хемингуэй, он сначала был водителем санитарного грузовика, затем воевал в пехоте, стал самым молодым американцем, награжденным французским Croix de Guerre. Это была бешеная взаимная страсть, ставшая главной светской сенсацией Бостона сезона 1920–1921 годов.

Чопорных горожан старшего поколения дополнительно шокировал тот факт, что Гарри был на шесть лет младше своей любовницы. Но с тех пор разница в возрасте (“в свою пользу”, если так можно сказать) стала визитной карточкой Мэри. Впрочем, через год она получила развод, новую фамилию — Кросби, а затем сменила имя на Каресс. Так возникла торговая марка Caresse Crosby.

В последующие 30 лет патент на бюстгальтер принес 15 миллионов долларов. Но если бы Каресс суждено было стать обычной американской миллионершей, то столь банальная история уложилась бы в три абзаца. Она же сделала из своей жизни куда более интересный роман. В 1922 году Каресс продала свой патент компании братьев Уорнер из Коннектикута за 1 500 долларов (это они потом и получили свои 15 миллионов), после чего вместе с мужем отправилась в Париж.

Гарри Кросби

Литературная крестная потерянного поколения

Современному человеку трудно понять, какой скачок произошел в отношениях между полами после Первой мировой войны. Доверимся описанию Стефана Цвейга: “Когда я вижу сегодня молодых людей, возвращающихся из школ, из колледжей с веселыми лицами, когда я вижу юношей и девушек вместе, в свободном, беспечном товариществе, без ложной робости и стыда, в учебе, спорте и игре, когда они мчатся на лыжах по снегу или свободно состязаются, как в античные времена, в бассейнах или вдвоем мчатся в автомобиле за город, соединенные близостью во всех формах здоровой, неомраченной жизни, без всякого внутреннего или внешнего бремени, тогда всякий раз мне кажется, что между ними и нами, теми, кто вынужден был, чтобы беречь любовь или предаваться ей, всегда искать тень и укрытие, лежит не сорок, а тысяча лет”.

Каресс Кросби приятно было сознавать, что и она приложила руку к этой первой сексуальной революции нового времени, о чем она не преминула сообщить в мемуарах. Благодаря лифчику женщина теперь могла за секунды одеваться и раздеваться без посторонней помощи, что вполне соответствовало духу эпохи. Впрочем, в Париже 1920-х задумываться о своих заслугах в деле эмансипации было некогда. Они с мужем с головой погрузились в жизнь парижской богемы: путешествия, разгул, беспорядочные романы, наркотики, скачки.

О деньгах наследнице хорошего состояния и племяннику жены знаменитого финансиста Дж. П. Моргана можно было не беспокоиться. Так что, опубликовав несколько поэтических сборников, супруги основали собственное издательство Black Sun Press. У Каресс обнаружился редкий нюх на талантливых писателей, благодаря чему критики назвали ее впоследствии “литературной крестной парижского потерянного поколения”. Это Black Sun Press открыло для широкой публики Эзру Паунда, Эрнеста Хемингуэя, Генри Миллера, Чарльза Буковски. Впрочем, и Джеймс Джойс, уже ставший к тому времени знаменитым со своим “Улиссом”, не чурался публиковать в этом издательстве главы из “Поминок по Финнегану”.

“Все вы — génération perdue! Вот кто вы такие! И все вы такие! — сказала мисс Стайн. — Вся молодежь, побывавшая на войне. Вы — потерянное поколение”. Так говорит героиня в одном из романов Хемингуэя. К Гарри Кросби это относилось более чем к кому бы то ни было. Его так и не отпустил травматический опыт Первой мировой. С середины 1920-х он был одержим идеей самоубийства, и, научившись летать, задумал сесть с женой в белый аэроплан и полететь навстречу солнцу. К счастью для Каресс, в 1929 году он влюбился в молоденькую “принцессу огня” Джозефину Роуч, уехал с ней в Рим, обвенчался (это при том, что Джозефина тоже была замужем) и… После 4-дневного “свадебного пира”, сдобренного изрядными порциями опиума, их нашли 10 декабря 1929 года застрелившимися в номере для новобрачных.

Феминистки и исламисты против изобретения Каресс

Каресс уважала выбор мужа, но следовать ему не собиралась. Она жила полной жизнью и, покидая Париж в 1934-м, оставила там не одно разбитое сердце, в том числе бившееся в груди знаменитого фотографа Анри Картье-Брессона. В Америке она продолжала подрывать “моральные устои” среды, из которой когда-то вышла. В 1936 году Каресс стала супругой актера Селберта Янга, моложе ее на 16 лет. Затем закрутила роман с чернокожим актером-боксером Канадой Ли. И это при действовавших тогда в США законах о расовой сегрегации, из-за которых любовники не везде могли даже поужинать в одном ресторане. В ее нью-йоркской квартире спасался от кредиторов Артур Миллер, после того как суд признал его “Тропик Рака” порнографией и писатель остался без денег — издательства, как огня, боялись его рукописей.

Во время Второй мировой она основала лигу “Женщины против войны”, а в конце 1940-х пыталась остановить гражданскую войну в Греции, основав Центр мира в Дельфах. Высланная греческими властями, Каресс не вернулась в США, где ее обвиняли в антиамериканской деятельности, а поселилась в Италии. Там она написала мемуары The Passionate Years, а купленный ею замок Кастелло ди Рокка Синибальди в окрестностях Рима стал колонией свободных писателей, художников и поэтов.

Каресс Кросби

Мэри Фелпс Джейкоб дожила до 79 лет, уйдя в мир иной в 1970 году. Ей еще довелось увидеть удивительную картину: лифчики, воспринимавшиеся в 1920-х как символ женской независимости, стали в 1960-х трактоваться новым поколением феминисток как знак порабощения. Борьба с ношением лифчиков по накалу стала напоминать борьбу с корсетами в начале века. “Классическое сжигание лифчиков обозначало освобождение от угнетения мужского патриархата, будучи буквальным освобождением от пут, стесняющих нашу фигуру”, — писала Виолетт Ширер. Женщины без лифчика шокируют и злят мужчин, потому что мужчины “по умолчанию думают, что женская грудь принадлежит им и что только они имеют право снимать лифчики”, утверждала Сьюзан Браунмиллер.

Страсти по лифчику не утихают. 9 июля 2011 года феминистки впервые провели в США Общенациональный безбюстгальтерный день. Интересно, что с ними полностью солидарны исламские фундаменталисты, считающие, что женская грудь “должна быть естественной — либо от природы пышной, либо плоской”. В некоторых местах, таких как Сомали и Афганистан, уже были прецеденты проверок шариатской полицией женщин на предмет использования лифчиков.

Впрочем, так ли уж удивительно совпадение практик современных феминисток и исламских экстремистов? Это раньше суфражистки стремились к освобождению женщин, нынешние же сторонницы “гендерного равноправия” сражаются за закрепощение — только теперь мужчин, за введение для них тех же самых “норм шариата”, которыми исламисты третируют женщин.

Каресс Кросби

Причудливыми зигзагами движется мировая история, но хорошо, что на этих зигзагах появляются люди типа Мэри Фелпс Джейкоб, она же Каресс Кросби. Это благодаря им цивилизация неизменно побеждает варварство, рядится ли оно в мусульманские чалмы, морализаторские ризы или хламиды борцов “за права женщин”. Это они крутят колеса прогресса, для которого изобретение лифчика в итоге оказывается не менее важным, чем изобретение парохода. Пусть Роберт Фултон и сильно удивился бы такому сравнению.

Текст: Максим ГУДС

ВАМ ТАКЖЕ МОЖЕТ ПОНРАВИТЬСЯ:



Оставить комментарий

Your email address will not be published. Required fields are marked ( * ).

TiTANIUM - журнал для тех, кто, ценя комфорт и зная толк в хороших вещах, нуждается в интеллектуальной и духовной пище.

TiTANIUM — ваш путеводитель в мире высоких стандартов, предназначенный для натур взыскательных и искушенных.ваш гид по миру роскоши.

КОНТАКТЫ


Тел: + 371 29545294

улица Zalves, 35-K,
LV-1046,
Рига, Латвия


Связаться с нами